Олег Рой - Числа зверя и человека
Я проснулся в холодном поту. Ройзельман из этого дурацкого сна был по-настоящему страшен. Просто Мефистофель какой-то. Или Люцифер.
Статус Риты на сайте клиники не изменился, так что я слегка успокоился – ну страшный сон, ну подумаешь, ну мало ли что вчера убил чуть не полчаса, чтобы дозвониться до ее врача. Да и когда дозвонился, связь была просто ужасная. В последнее время мобильники вообще работали из рук вон плохо, и с этим ничего нельзя было поделать. Контрольный пакет акций всей системы мобильной связи оказался почему-то в руках вездесущей Корпорации. И денег на ремонт и модернизацию системы связи она выделять не желала.
Доктор отвечал медленно, словно взвешивая каждое слово, тихим голосом, и мне почему-то показалось, что он чем-то напуган. Сообщил, что операция прошла успешно, Рита приходит в себя, и, когда будет возможно короткое свидание, он сразу же меня известит.
Телефон Макса по-прежнему был недоступен.
Не оставалось ничего другого, как ехать работать. Можно было бы и отпроситься – Алекс наверняка меня понял бы – но торчать дома и лезть на стены от беспокойства было явно хуже.
Впрочем, на стены я все равно лез. Все три дня, пока дожидался сообщения от Ритиного врача. Если бы не работа, я, наверное, совсем сошел бы с ума, окончательно впав в глухое отчаянье. И Макс куда-то пропал. Что мне оставалось? Работал как одержимый. И каждый час, если не чаще, проверяя на сайте клиники информацию о состоянии Риты, которое было стабильно тяжелым: не в коме, но все еще без сознания. И только три дня спустя доктор наконец сообщил, что увидеться с Ритой можно будет сегодня вечером.
Время тянулось чертовски медленно, и все, конечно, валилось у меня из рук. К счастью, у меня был доступ к кофейному автомату, и я непрерывно травил организм суррогатом, воняющим какой-то химией. Ну хоть горячий, и то ладно. Но собрать в кучу разбегающиеся мысли все никак не удавалось. Тупик.
Мы учли все. Мы все перерыли. И ничего не нашли. У произошедшего не было никакой явной причины. Это отдавало мистикой. И ладно бы мистикой: я, хоть и был где-то в глубине души человеком верующим, всегда полагал, что у всего мистического есть свои физические механизмы реализации. Просто мы еще не все их понимаем. Как человек науки, я знал, сколь совершенны, сколь увязаны между собой, сколь незыблемы законы природы. А значит…
А это значит, что-то мы упускаем, чего-то не видим, не учитываем. Но что именно?! Если бы вы хотели спрятать иголку, где бы вы ее прятали – в стоге сена? Откуда ее легко извлечь магнитом, к примеру. Или, если иголка очень нужная, можно сжечь стог. Или надежнее спрятать там, где ее точно никто не будет искать? Никто не станет искать иголку… на подушечке для иголок? На фабрике, где делают иголки?
Н-да. Аналогии тоже не слишком помогали.
Мы ведь искали везде. Методично перебрали весь «стог» по соломинке.
Ведь, когда решение отыщется, оно наверняка окажется простым, как «элементарно» Шерлока Холмса. Но легко говорить о простоте задачи, зная правильный ответ.
В половине пятого я закрыл лабораторию и отправился в клинику. Идти было всего ничего, так что я двинулся пешком. Мой путь пролегал мимо любимой кафешки Макса, на террасе которой я вдруг заметил знакомое лицо.
Ойген. Да, точно, собственной персоной. Я инстинктивно хотел было свернуть в ближайший переулок, но Ойген уже заметил меня и приветственно взмахнул рукой. Пришлось взмахнуть ему в ответ и подойти.
– Привет, Феликс! – приветствовал он меня. – Куда путь держишь?
– К Рите. Ее недавно прооперировали.
– Знаю. Я лично просил, чтобы с этим не затягивали. А ты молодец, нашел-таки деньги. Почему только ты мне не перезвонил? Я там уже договорился, они бы приличную скидку сделали.
Он говорил странные вещи, только я никак не мог сообразить, в чем странность. Ну да, я и «иголку» свою наверняка перед носом не вижу.
– Спасибо, – довольно сухо поблагодарил я. – У меня нет твоего номера. И потом… слишком много всего накопилось.
– Ты спешишь, наверно? – Ойген был само дружелюбие. – Я с тобой пройдусь, не возражаешь? А номер мой запиши на всякий случай.
Вот чего этот проныра ко мне прицепился? Чего вдруг понадобилось от меня, скромного научного сотрудника, ему, важному типусу в этой самой Корпорации? Алекс ни Корпорации, ни ее людям не доверяет. И Анна, кстати, предупреждала.
Погоди-погоди… Анна предупреждала… Запись на автоответчике… Помни, что говорила мама… А она говорила, что Ойгену нельзя доверять. Не об этом ли пытался предупредить меня Макс?
– А ты-то как тут оказался? – невинным тоном поинтересовался я, записывая телефонный номер. Ойген, сунув купюру под блюдечко, уже накидывал пальто.
– Макса ищу, – беспечно ответил он. – Думал, встречу его в этом кафе. Он на звонки третий день не отвечает, заныкался куда-то. Ты не в курсе, где он?
Я пожал плечами:
– Ну… на автоответчик он наговорил, что отправляется в горы. Уж не знаю, с кем, у него девушки каждые пару недель меняются. Вроде развеяться хотел. Может, и правильно. У него же мать в коме лежит, а он помочь ничем не может. Тут не то что в горы, на Марс рванешь – от всего подальше.
Я подумал, что после свидания с Ритой надо бы еще и к Анне зайти.
Ойген вздохнул:
– Но если он объявится, ты мне сразу сообщи, о’кей? Очень надо, – он демонстративно повозил по кадыку ребром ладони, дескать, во как надо.
– Непременно, – пообещал я, добавив мысленно: после дождичка в четверг, если он случится после пятницы.
К Рите он почему-то пошел вместе со мной. Видимо, решил, что мне не помешает моральная поддержка. Черт его знает, думаю, физиономия у меня за последние три дня превратилась в нечто вроде спущенного флага.
20.12.2042. Город.
Клиника. Рита
Где я? Что со мной?
Голова болит так, что можно насчитать пятьдесят оттенков этой боли. Был вроде такой роман или фильм «Пятьдесят оттенков серого». А у меня этих оттенков даже больше. Сто. А может, двести. Повернуться не могу, даже глаза открыть – проблема. Однако открываю. Надо мной белоснежный потолок, из которого сияют лампы дневного света. Больница? С чего бы это? Но если что-то выглядит, как больница, пахнет, как больница…
Гипотезу принимаю. Теперь бы понять, как я сюда попала.
Пытаюсь справиться с болью и одновременно вспомнить, что со мной произошло, но вместо воспоминаний накатывают только новые волны боли.
Ладно, плевать, потом разберемся, главное, что жива.
Расслабляюсь, проваливаясь в полудрему-полуявь.
Что я вообще помню? Что ж, начнем по порядку.
Итак, меня зовут Рита, Маргарита Залинская. Это помню. Уже хорошо. Мне двадцать четыре года, я работаю инспектором полиции. Я сирота, мои родители погибли. У меня есть парень Феликс и сестра Мария.
Мария… Если со мной что-то случилось, что будет с Марией? Она, конечно, девочка взрослая, но к практической жизни совершенно не приспособлена.
Значит, мне надо выкарабкиваться побыстрее. Руки и ноги словно из поролона, то бишь совсем без костей, зато весят, кажется, по центнеру. Да и веки – тоже.
Если я инспектор полиции, может, меня пытались убить?
Вполне возможно. Когда я попыталась понять, откуда у меня такая уверенность, мозг вновь обожгло болью. Но я вспомнила, как говорит мой шеф: я вечно сую нос не в свои дела. Могла кому-то помешать.
Гипотезу принимаю. Допустим, меня пытались убить. Но ведь тогда и Марии грозит опасность! Доннер веттер, надо поскорей собираться с силами и делать отсюда ноги. Хотя, откровенно говоря, сейчас я не была уверена, что смогу самостоятельно поднести ко рту ложку.
Черт, черт, черт!
Интеллектуальные усилия вымотали меня так, что я опять провалилась в глубокий сон без сновидений, больше похожий на обморок.
Когда я проснулась, ничего не изменилось. Однако мне показалось, что сейчас уже вечер. Но вечер, собственно, какого дня? Сколько я тут вообще валяюсь? Может, меньше суток? А может – месяц. Я опять попыталась вспомнить что-нибудь, но получила только новую порцию боли. Проклятье. Тем не менее руки-ноги слушались уже лучше. Я пошевелилась и даже попыталась повернуться на бок. Бок словно огнем обожгло, и я почувствовала на ребрах тугую повязку. Та-ак, значит, мои выводы о том, что не пострадало ничего, кроме головы, можно счесть слишком оптимистичными.
И главное, почему ко мне никто не приходит? Хотя, возможно, и приходили, когда я была в полной отключке. Я с трудом повернула голову, отметив, что боль немного поутихла, и увидела над собой капельницу, уже почти пустую. Значит, скоро придут менять.
